С. Хентова. ИНТЕРНАЦИОНАЛ. Песня героизма. Источник творческого вдохновения

«Утром дрогнул морозный воздух и посыпался снег с деревьев. Началась артиллерийская подго­товка. Через наши головы понеслись тысячи тяжелых мин и снарядов. Фанта­стическим фонтаном вздыбилась земля у врага. В бинокль хорошо были видны взрывы в амбразурах левого берега. Как рассказывали офицеры, прибывшие 12 января из Ленинграда, ленинградцы услышали с юго-востока орудийный гул. Сначала вслушивались с некоторой тре­вогой, потом начали догадываться, а за­тем нетерпеливо ждали приятных извес­тий. Я хотел посмотреть, как чувствуют себя пехотинцы Н. П. Симоняка. Отодви­нув ветки сосны, я посмотрел вниз, но вместо пехоты я увидел медные трубы оркестра. "Что они здесь делают?" — подумал я и вновь посмотрел на проти­воположный берег. Там все по-прежнему ревело, но ни один снаряд, ни одна мина не попали на лед. "Вот молодцы артил­леристы!" — мысленно сказал я. Время тянулось долго, и волнение все возраста­ло.

Но вот раздался второй залп тяжелых "катюш"... Внезапно загремел "Интернационал", и пехота... скатываясь с круто­го обрыва, понеслась к левому берегу. Через головы наступающих орудия про­должали вести огонь прямой наводкой. Музыку не могла заглушить даже кано­нада, и "Интернационал" плыл в мороз­ном воздухе торжественно и гордо. Ока­зывается, генерал Н. П. Симоняк собрал вместе три полковых оркестра, и их игра на 10 минут раньше времени подня­ла пехоту в атаку. Эти минуты я не за­буду никогда.

...Решалась судьба операции, играли оркестры, пехота неслась, именно не бежала, а вихрем неслась к противополож­ному берегу».

Так началась в 1943 году важнейшая военная операция прорыва блокады Ленинграда — ее описал впоследствии мар­шал артиллерии Георгий Федотович Один­цов, командовавший артиллерией Ленин­градского фронта.

Генерал Н. П. Симоняк, призвавший к началу атаки звуки «Интернационала», хорошо знал и тонко чувствовал музыку. Именно в его частях получила популяр­ность написанная по просьбе воинов-гвар­дейцев песня «Здравствуй, парень» — ее сочинила в блокаду композитор Наталья Леви-Смыслова, знаток языков, занимав­шаяся в военную пору перехватом и расшифровкой немецких радиосообще­ний.

Воодушевление, охватившее бойцов при звуках «Интернационала», яростность атаки помогли Симоняку почти избежать по­терь: это была одна из самых «бескров­ных» операций прославленной дивизии Ленинградского фронта, командир кото­рой смело призвал на помощь пролетар­ский гимн.

В Великую Отечественную войну «Ин­тернационал» стал символом героизма, знаком возвышенной человечности перед звериным лицом фашизма. «Интернацио­нал» стал духовным оружием советских воинов, сражавшихся с оккупантами. Сила коммунистического гимна помогала переносить трагизм войны, неизбежные потери. Не раз бойцы на многих участ­ках фронта шли в атаку с «Интернацио­налом». Не раз звучал он с первого дня войны, когда на рассвете 22 июня 1941 года на западной границе Советского Союза, защищая рубежи Родины до пос­леднего патрона, пограничники с пением «Интернационала» подорвали себя в до­тах, но не сдались врагу.

В «летающей» пехоте служил добро­вольцем баянист Миша Попов. В рядах наступающих он играл гимн на своем баяне. Поэт-фронтовик Алексей Сурков посвятил его героизму песню:

Как ураган на воле,
Как снежных глыб обвал,
Бушует в мертвом поле
«Интернационал»...

Поэт Алексей Лебедев был моряком подводной лодки, базировавшейся в Ленинграде. Погиб Алексей Лебедев в на­чале войны, осенью 1941 года.

Незадолго до гибели, после одного из походов, продолжавшегося месяц, поэт сочинил стихотворение-быль о возвраще­нии в порт с «Интернационалом», который играл радист на губной гармонике:

Поход окончен, и фарватер чист,
И в этот миг гармонику губную
Поднес к сухим губам своим радист.
И пели звонко голоса металла
О том, чем каждый счастлив был и горд.
Мелодию «Интернационала»
Играл радист. Так мы входили в порт.

Писатель Борис Полевой, посланный га­зетой «Правда» военным корреспонден­том на Сталинградский фронт, вспоми­ная битвы на Волге, в статье, написан­ной к двухлетнему юбилею Дня Победы — 9 мая 1947 года, рассказал о спасении ра­неного командира батальона — капитана Зеленова и его боевых друзей. Осенью 1942 года в районе Тракторного завода командный пункт батальона расположил­ся в заброшенном железном баке. К ко­мандному пункту рвались фашисты и по­дожгли землю, насыщенную остатками нефти, которая раньше хранилась в метал­лических резервуарах:

«...Красное, чадное пламя поднялось во­круг бака, удушливый дым окутал его, но оттуда, из пламени, неслись автоматные очереди. Пламя уже лизало железо бака, и тогда из глубины его послышалась пе­сня. Раненые воины, обреченные на смерть пели "Интернационал". Подвиг их был настолько величественным, что советские бойцы, занимавшие оборону в соседних домах, без приказа, без огневой подго­товки, а главное, днем, что в Сталин­граде было почти невозможным, подня­лись в атаку. Они отжали немцев от бака и успели спасти из огня раненого капи­тана Зеленова и его товарищей».

На белорусской земле в Отечествен­ную войну подвиги совершила славная партизанка Вера Хоружая: посмертно ей было присвоено звание Героя Советско­го Союза. Это была беззаветная револю­ционерка. В юности Вера активно участ­вовала в подпольной борьбе в городе Белостоке. Она любила петь и друзей сво­их научила петь «Интернационал». Когда в 1928 году их судили в Польше, никто из 133 подсудимых-комсомольцев не дро­гнул. Из тюрьмы Вера писала: «...самое прекрасное — мощный "Интернационал" осужденных под градом ударов полицей­ских. А затем (запомни, друг, картину) растрепанные волосы, изорванная одежда, синяки и ссадины на лицах, на всем теле. А глаза — солнце, пламя пожаров. И мо­гучая, победная, грозная песня через ок­но тюремной каретки, через штыки поли­цейских и широкие улицы настороживше­гося и с угрозой притихшего города...».

С «Интернационалом» связаны послед­ние мгновения жизни пламенного героя-коммуниста чешского писателя Юлиуса Фучика. Первого мая 1943 года он нахо­дился в фашистской тюрьме Моабит в Берлине, ожидая казни. Майским утром записал он, вспоминая московскую Крас­ную площадь, ликующие колонны демон­странтов: «Сейчас там поют "Интернацио­нал", сейчас он звучит во всем свете, звучит он и в нашей тюрьме. Мы поем...».

В ту пору, когда Вера Хоружая участвовала в партизанской борьбе на белорусской земле, в блокированном Ленингра­де, окруженном фашистскими войсками, зажатом в тиски голода, холода, вела ра­диопередачи, писала стихи поэтесса Ольга Берггольц — «наша Оля», как называли ее ленинградцы, благодарные за щедрое ду­шевное тепло, за правдивое слово, кото­рое она приносила измученным людям. Стихи и книги Ольги Берггольц запечат­лели многие события 900 блокадных дней в Ленинграде и среди них — карти­ны, как в 1941 году укрывали от бомб и снарядов памятник Владимиру Ильичу Ленину у Финляндского вокзала, поставлен­ный на том месте, где Ленин выступал в апреле 1917 года и оркестр играл «Мар­сельезу». В страшную зиму первого года блокады памятник «заносило снегом — ог­ромный сугроб высился перед Финлянд­ским вокзалом... Но мы знали, что в этом бесформенном снежном сугробе — Ленин на броневике. Он с нами, и рука его вы­брошена вперед, и призывает нас к стой­кости и победе. И каждый, кто покидал Ленинград, уезжал с Финляндского вокза­ла — на фронт ли, или на Большую землю (а эта железная дорога была единственной тоненькой ниточкой, ведущей к Дороге жизни, как-то связывавшей нас с Боль­шой землей), — каждый, прежде чем войти в вокзальное изрубцованное снаряда­ми здание, оборачивался к сугробу — зи­мой, к темному земляному холму — осе­нью, весной и летом, и долгим взглядом смотрел на него, и видел сквозь снег, песок, землю и доски Ленина, вождя ленинградской обороны».

И вот весной 1944 года, после ликви­дации вражеской блокады, ленинградцы пришли на площадь Ленина, чтобы осво­бодить памятник от укрытия. Пришла и Ольга Берггольц, чтобы тоже рабо­тать — снять дощатую обшивку с укры­тия, расчистить площадку и чтобы уви­деть, описать для истории, для буду­щих поколений этот долгожданный мо­мент: «Как множеству ленинградцев, мне не забыть то утро... Доска падала за дос­кой, мешки исчезали с площади — их уносили в ближайшую развалину, и все больше народу толпилось вокруг. И вот он, наш Ильич, человек и гений, чьим именем назван наш город, предстал перед нами в чистом весеннем небе... И когда вечно несущийся вперед броневик стал виден весь, на площади вдруг, внезапно, как залп, разлилась полная, торжествен­ная тишина... Но уже через мгновение сменилась радостными возгласами, не­истовыми рукоплесканиями, и светлыми слезами, и дружным гулом толпы. И в группе, где я стояла, чей-то голос упоенно запел, вернее — воскликнул припев "Ин­тернационала", группа негромко, но друж­но подхватила его:

Это есть наш последний
И решительный бой!
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

Так вновь встречал у Финляндского вокзала своего вождя победивший го­род, с достоинством, как знамя, пронес­ший его имя сквозь муки небывалой в истории осады».

Когда миновали военные бури и народы устремились к устройству мирной жиз­ни, обострилась идейная борьба двух ла­герей: социализма и капитализма.

«Интернационал» в капиталистических странах вновь занял свое место, как пе­сня протеста и бесстрашия: таким запе­чатлел гимн современный итальянский художник-коммунист Ренато Гуттузо.

Во время второй мировой войны Гутту­зо участвовал в движении Сопротивле­ния против фашизма и в рядах антифа­шистов не раз пел «Интернационал». В своей картине, посвященной песне, он изобразил итальянскую девушку, поющую «Интернационал». Резкими контурами очерчена фигура. Выражение лица гневно. Рот широко раскрыт, руки отставлены назад — чувствуется решительный шаг. По­ет гордая женщина. Беспощадная. Отваж­ная. Ненавидящая унижения. Контрастны цвета картины, суров ее фон. Это карти­на гневного протеста. Поет свободолюби­вая молодость мира, идущая на борьбу за высокие идеалы жизни.

К содержанию

Великие песни всегда входят в литературу, поэзию, проникают в разные жанры музыкального творчества как их важный мелодический элемент, как яр­чайшая образная характеристика эпохи.

Так было с «Марсельезой&», использо­ванной в произведениях Шумана, Вагне­ра, Чайковского.

Еще более широко вошел в творчест­во писателей, поэтов, композиторов, художников, балетмейстеров «Интернацио­нал». Много можно назвать романов, по­вестей, поэм, опер, фильмов, драмати­ческих спектаклей, балетов, творцы кото­рых черпали вдохновение в музыке гим­на: опера «За Красный Петроград» ком­позиторов А. Гладковского и Е. Пру­сака, хоры замечательного мастера хоро­вого пения А. Кастальского, балет «Крас­ный мак» Р. Глиэра, опера «Таня» В. Дехтерева — о подвиге в Отечественную вой­ну комсомолки, Героя Советского Сою­за Зои Космодемьянской.

Выдающаяся балерина Айседора Дункан вскоре после Октябрьской революции приехала в Москву, создала балетную студию для детей рабочих и с ними под­готовила большую концертную програм­му. Сто пятьдесят девочек танцевали под музыку «Интернационала» вместе с Айседорой Дункан. Публика востор­женно попросила повторить исполнение.

— Давайте сделаем это с пением, — пред­ложила Дункан.

И весь зал запел гимн; пение слилось с возвышенным танцем.

В истории советской культуры есть еще более значительный эпизод взаимодействия двух художественных сфер — ли­тературы и живописи, связанный с «Интернационалом». В романе «Тихий Дон» писатель Михаил Александрович Шоло­хов рассказал, как красноармейцы — бойцы гражданской войны, попав в плен к белым, без страха играли «Интернационал»:

«И в наступившей тишине, в полуден­ном зное, словно зовя на бой, вдруг со­гласно и величаво загремели трубные негодующие звуки "Интернационала". Есаул стоял, как бык перед препятствием, наклонив голову, расставив ноги. Стоял и слушал. Мускулистая шея его и синева­тые белки прищуренных глаз налива­лись кровью.

— От-ста-вить!.. — не выдержав, яростно заорал он.

Оркестр разом умолк, лишь валторна запоздала, и надолго повис в раскален­ном воздухе ее страстный незаконченный призыв.

Музыканты облизывали пересохшие губы, вытирали их рукавами, грязными ладонями...».

Прочитав этот отрывок, художник Гелий Михайлович Коржев задумал воплотить его средствами живописи, и в 1957 году, в преддверии сороковой годовщи­ны Октября, приступил к серии из трех картин под общим названием «Коммуни­сты». Одну из них назвал — «Интернацио­нал». В образ из романа Шолохова он внес свое видение, еще более обострив ситуацию. Оркестра уже нет. Оркестр погиб — на верхней части полотна вид­ны павшие бойцы. Остались двое — зна­меносец и красноармеец из духового ор­кестра. Они — в центре картины. Знаменосец высоко поднимает знамя, а музыкант, спиной к знаменосцу, собой прикрывая его и как бы слившись с ним, широко расставив ноги, закрыв глаза, играет неумирающую мелодию не­побежденных.

Поэтому мы неразрывно объединяем звуки «Марсельезы» и звуки «Интернационала»...

Эта волнующая картина художника Г. М. Коржева была удостоена Государственной премии РСФСР.

Спустя тридцать лет в «Балладе о бес­смертии» поэт Роберт Рождественский создал героический образ комиссара граж­данской войны, поющего «Интернацио­нал» перед расстрелом:

Хотя гудят:

"Пора!" —

изящные

валторны,

забудьтесь,

тенора!

Остыньте,

баритоны!

Я расскажу теперь, —

жаль,

если не сумею, —

как наш товарищ

пел

в двадцатом.

Перед смертью.

Он умер

для того,

чтоб мы

не умирали...

Каратели

его,

израненного

брали.

Заржавленным прутом

испытывали

силу.

Умаялись.

Потом

велели

рыть

могилу...

Надутый,

будто еж,

увешанный оружьем, —

"А может,

ты споешь?.."

смеясь,

спросил хорунжий...

Луна ползла,

как тиф.

Безжизненно.

Сурово...

И вздыбился

мотив!

И прозвучало

слово!

Пел

песню

комиссар.

Пел,

выбрав гимн из гимнов.

Пел,

будто воскресал.

Пел,

голову закинув.

Пел,

будто пил

вино.

Пел,

хвастаясь здоровьем.

"Мы наш, —

он пел, —

мы но­

вый мир, —

хрипел, —

построим!"

Был темным,

как земля.

И мокрым,

как из бани.

Пел,

еле шевеля

разбитыми губами.

Шептал слова

не в такт,

упрямо повторялся...

И получалось

так,

что он не пел,

а клялся!

Литые фразы

жгли,

с зарей

перемежаясь...

Хорунжий крикнул:

"Пли!"

А песня

про-дол-жа-лась.

Была грозе

сродни,

светилась

и трубила!..

В руках у солдатни

плясали

карабины.

Дрожали молодцы —

ни стати

и ни прыти...

Великие певцы,

пожалуйста,

замрите!..

Пусть видит

комиссар,

как в озаренье

алом

встает

высокий зал

с "Интернационалом"!

И солнечно

в судьбе.

И ощущаешь гордость.

И веришь,

что в тебе —

тот

комиссарский голос!

Такие героические эпизоды повтори­лись и в Великую Отечественную войну. Во время бессмертной обороны Брест­ской крепости обстрел заставлял бойцов глубоко зарываться в землю. Накал боя нарастал. Все меньше оставалось защит­ников крепости. И вдруг из-под разва­лин послышались звуки «Интернациона­ла»: это играл на трубе погибавший — полковой музыкант, играл как славу героям.

И еще один похожий эпизод рассказал писатель Александр Александрович Фа­деев в романе «Молодая гвардия» — о гибели комсомольцев-подпольщиков: «Наступило мгновение последнего душев­ного напряжения... Целые лавины земли посыпались им на головы, на плечи, за вороты рубах, в рот и глаза, и люди по­няли, что их закапывают живыми.

Шульга, возвысив голос, запел:

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов...

...Все новые голоса, сначала близкие, по­том все более дальние, присоединялись к ним, и медленные волны "Интерна­ционала" неслись из-под земли к темному, тучами несущемуся над миром небу».

Когда режиссер Сергей Аполлинариевич Герасимов предпринял киноэкранизацию этого романа, он пригласил для написания музыки композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, который не раз обра­щался к мелодии «Интернационала» как источнику творческого вдохновения. Еще в ранней молодости он искусно ввел ее в финал спектакля «Правь, Британия!» в Ленинградском театре рабочей моло­дежи. Спектакль рассказывал о револю­ционной борьбе за рубежом. В финале красное знамя взвивалось над рядами революционеров, и оркестр — а он был в театре маленьким, всего двенадцать человек, — удивительно мощно играл «Интернационал»: это был первый опыт Шостаковича в инструментовке гимна.

Композитор ввел его и в замечатель­ный фильм «Великий гражданин», на­веянный образом С. М. Кирова. В эпило­ге картины гибнет герой, после скорби траурного марша приходит тема бессмер­тия — тема «Интернационала».

В 1937 году Шостакович сделал новую аранжировку «Интернационала»: написал партитуру для большого симфонического оркестра и хора, с общим указанием характера исполнения — «величественно», подчеркивая гимнический характер звуча­ния. Обычно гимном в этой оркестровке начинался каждый симфонический сезон в Большом зале Ленинградской филар­монии. Эту традицию сохранили и в Ве­ликую Отечественную войну. 4 октября 1941 года, в дни смертельной угрозы для Москвы, когда фашистские орды рвались к столице, на первом симфони­ческом концерте зазвучал «Интернацио­нал» в мощной инструментовке Шоста­ковича: «Трудно передать словами тот подъем, который охватил аудиторию, ког­да в звенящей меди и могучем пении скрипок, в стремительно нарастающем звучании росла и ширилась священная и непобедимая музыка Революции — бес­смертный "Интернационал"», — так писали в те дни об этом знаменательном факте музыкальной жизни.

Позднее в брошюре «Знать и любить музыку», адресованной молодежи, Дмит­рий Дмитриевич Шостакович вновь обра­тился к примеру эмоционального воз­действия «Интернационала», массовости этой мелодии: «Вспомните свои чувства при исполнении великой мелодии "Интер­национала". Как сильно, как живо ощу­щается в эти минуты связь всех людей, борющихся против капиталистического гнета...»

Через тридцать лет после войны Дми­трий Дмитриевич услышал в разговоре поразившую его фразу: «Никакая сим­фония не остановит танк, никакая песня не прервет налет бомбардировщика с бом­бами». Композитор ответил статьей в журнале «Коммунист»: «Что такое мело­дия "Интернационала" в сравнении с тем же танком и самолетом? Простой напев, не более. Однако этот напев, впервые прозвучавший в конце прошлого века, вошел в жизнь миллионов людей. Ника­кая сила не может заглушить его, приос­тановить его влияние на ход мировой ис­тории. Он сильнее армады танков или самолетов».

Сменяются поколения. Приходят и ухо­дят песни: немногие остаются вечными, неподвластными времени.

«Интернационал» — первая среди таких песен: об этом хорошо написал замечательный советский поэт Александр Анд­реевич Прокофьев, назвав стихотворение «Первая песня».

...Мои друзья в бои летели,
И хоть у неба на краю
"Вставай, проклятьем..." громко пели,
Как песню первую свою.
Она могуществом напева
Срывала крышки у гробов,
И с ней вставал с великим гневом
"Весь мир голодных и рабов",
Кого душил с рожденья голод,
Кто под железной был пятой,
И поднимался серп и молот,
Как символ песни той святой!
И с каждым днем вольней и шире
Она раскинула крыла,
И нет, пожалуй, славы в мире,
Чтоб ей в подножье встать могла.

Величайшее завоевание человечества — освоение космического пространства озна­меновалось новой страницей славной исто­рии «Интернационала». Когда весной 1966 года был запущен первый советский ис­кусственный спутник Луны, с него по ра­дио передавалась на Землю мелодия «Ин­тернационала», которую с глубоким вол­нением слушали делегаты проходившего в Москве XXIII съезда коммунистов.

«Интернационал» — партийный гимн Коммунистической партии Советского Союза. Им заканчиваются съезды КПСС — партийные форумы, определяющие планы устройства нового мира, провозглашен­ного «Интернационалом».

К содержанию

К содержанию

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем.

ПРИПЕВ:
Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

Никто не даст нам избавленья —
Ни бог, ни царь и ни герой.
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.

Чтоб свергнуть гнет рукой умелой,
Отвоевать свое добро,
Вздувайте горн и куйте смело,
Пока железо горячо!

ПРИПЕВ

Лишь мы, работники всемирной
Великой армии труда,
Владеть землей имеем право,
Но паразиты — никогда!

И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей,
Для нас все так же солнце станет
Сиять огнем своих лучей.

ПРИПЕВ:

Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

К содержанию

Источник: С. Хентова. Мелодии великого времени. М., 1986