В. Баснер, М. Матусовский. НА БЕЗЫМЯННОЙ ВЫСОТЕ

Как создается музыка? Откуда, из каких глубин под­сознания рождается мелодия, волнующая сердца?

Есть много рассказов о счастливых мгновениях творческого вдохно­вения, которым люди обязаны шедеврами.

Обманчиво впечатление, что вдохновение вспыхивает внезапно или подчиняется усердию. Вдохновение готовится всей жизнью творца. Все, что происходит в нем самом и вокруг него, готовит эти единственные неповторимые моменты. Постепенно накапливаются душевные «отложе­ния», из пестрой мозаики переживаний складывается картина, освещен­ная лучом осуществленного замысла.

Вот почему, раздумывая о «секрете» успеха одной песни, которая при­обрела действительно всенародную популярность, я не хочу начинать ни с музыкального анализа, ни с обстоятельств, непосредственно с ней свя­занных. Я вижу истоки этой замечательной мелодии далеко, еще в дет­стве композитора.

В 1937 году в Ярославль на гастроли приехал симфонический оркестр Всесоюзного радио. Дирижировал Александр Гаук. Играли Пятую сим­фонию Дмитрия Шостаковича, новое тогда сочинение.

В зале среди слушателей сидел двенадцатилетний мальчик, ученик мест­ной музыкальной школы, ничем не примечательный ученик, немножко игравший на скрипке. Это было первое сочинение Шостаковича, кото­рое он услышал. Симфония потрясла его.

На следующий день мальчик бросился в нотный магазин за партитурой. Партитуры в Ярославле не было. Зато вскоре мальчик — звали его Веня Баснер — купил грампластинку с записью Первого квартета Шостаковича. Нот квартета тоже достать не удалось. Тогда Веня решил записать с плас­тинки весь нотный текст.

Задача оказалась нелегкой: навыков такой записи у него не было. По­мог абсолютный слух, память, а главное — энтузиазм, влюбленность в эту музыку и страстное желание сыграть ее самому, собственными руками, почувствовать не только на слух, но и, так сказать, на ощупь каждый штрих, каждую интонацию.

Веня перестал ходить в школу. Целый день пластинка крутилась, перо лихорадочно скрипело.

Родители мало понимали в музыке, но любили ее: отец работал закрой­щиком на местной обувной фабрике «Североход», мать вела домашнее хозяйство. Необычное увлечение сына не вызывало у них протеста.

Вене удалось собрать ученический квартет, и в конце концов после длительных репетиций по записанным нотам они сыграли сочинение Шос­таковича в Ярославле, в своей музыкальной школе.

Этот эпизод, собственно, решил судьбу мальчика.

Шостакович стал его кумиром — Веня ждал теперь каждого нового сочинения, выписывал ноты из Москвы, Ленинграда, покупал пластинки, собирал статьи, рецензии.

Много лет спустя, уже завоевав известность, познакомившись с Шоста­ковичем, Баснер показал ему свою детскую запись Первого квартета. Дмитрий Дмитриевич просмотрел все внимательно, такт за тактом и на­шел маленькую ошибку: в одном месте виолончель звучала так высоко, что ее партия была приписана скрипке.

Война застала Баснера студентом первого курса Ярославского музы­кального училища. Осенью 1941 года занятия в училище стали сворачи­ваться: фашистские войска подходили к Москве.

Ускоренным темпом Баснер закончил музыкальное училище и ушел в армию: его направили в Ленинградское артиллерийское училище, ба­зировавшееся в Костроме.

Он готовился стать офицером-артиллеристом, а в свободное время занимался армейской самодеятельностью: играл в духовом оркестре по­очередно едва ли не на всех инструментах, поражая курсантов, и делал пе­реложения для этого оркестра песен, увертюр, оперных отрывков.

Затем был фронт. Были будни войны: бои, окопы, смерть рядом — все, что много лет спустя позволило ему сказать: «Я видел, чувствовал трагедию войны, а это не забывается».

Кончалась война... Нужно было учиться.

И он нашел учителей: Моцарта, Бетховена, Брамса, Вагнера! Сама му­зыка обучала Баснера. Изучал он ее с упорством человека, решившего доказать свое право на творчество.

Помощи ждать было неоткуда: отец тяжело болел. Пришлось устроить­ся работать скрипачом в эстрадный оркестр Ленинградского радио. Ру­ководил оркестром талантливый композитор Николай Минх, большой знаток эстрадной музыки. Минх поручал Баснеру инструментовать для оркестра различные пьесы, песни.

Это тоже стало хорошей школой: все, что инструментовалось, тотчас же звучало в оркестре; таким образом Баснер имел возможность про­верять себя, исправляя ошибки. Он привык работать быстро, развил в се­бе тонкость оркестрового слуха.

В 1953 году, к Международному фестивалю молодежи в Варшаве, в про­грамме которого значился и конкурс композиторов, Баснер сочинил Второй струнный квартет. Квартет отметили премией. О нем заговорили в музыкальных кругах, писали, подробно толкуя музыку.

Молодого музыканта приняли в Союз композиторов.

Произошла и его первая встреча с кино: Баснеру поручили написать музыку к кинофильму «Бессмертный гарнизон» о защитниках Брест­ской крепости. Можно ли было желать лучшего начала!

Кино раскрыло свойственный Баснеру дар композиторского перево­площения. Изучая сценарий, он внутренне слышал музыкальные характе­ристики всех действующих лиц.

Работая днем и ночью, он писал по тридцать – тридцать пять страниц партитуры в день!

Музыка звучала великолепно, фильм «заиграл» новыми эмоциональ­ными красками, усилился его драматизм. Музыка вошла в фильм как абсолютно необходимый, органичный компонент, стала одним из самых сильных выразительных средств.

После успеха «Бессмертного гарнизона» Баснер написал музыку к тридцати кинофильмам, в том числе и к таким известным, как «Человек родился», «Ленинградская симфония», «Судьба человека», «Полосатый рейс», «Битва в пути».

С таким внушительным творческим багажом Баснер пришел к фильму «Тишина»; с песней «На Безымянной высоте».

Поэт Михаил Матусовский не любит придумывать сюжеты для песен, он ищет их в реальных событиях, считая, что жизнь неизмеримо изобре­тательней любой фантазии.

Работая во время Великой Отечественной войны во фронтовой газете, Матусовский писал стихи, очерки, информационные заметки. Подвиги были фронтовым бытом, и в блокнотах поэта сохранилось много фактов, не использованных в газете.

О чем написать песню для «Тишины»?

Просматривая военные блокноты, поэт нашел запись о подвиге восем­надцати солдат на Безымянной высоте. Запись краткую.

Высота была занята немцами, мешала продвижению наших войск. Под­ступы к ней казались неприступными.

Восемнадцать солдат вызвались обойти высоту ночью с тыла и занять ее. Это были сибирские добровольцы, коммунисты. Бой продолжался до рассвета. Вызвав на себя огонь, смельчаки дрались до последнего патро­на. Последняя радиограмма восемнадцати бойцов заканчивалась словами: «... принимаем бой».

Утром высотой овладели советские войска, похоронив на ней погиб­ших бойцов.

Еще в 1943 году Матусовский пытался написать поэму об этом фрон­товом эпизоде, но поэма его не удовлетворила и где-то затерялась в ар­хиве.

Теперь поэт писал вновь о безымянном подвиге на Безымянной вы­соте, у незнакомого поселка. Песню-воспоминание о буднях войны, песню о долге, о совести.

Стихи взволновали композитора. Но песня не получалась. Может быть, его сковывало величие темы — здесь нужна была, он понимал это, какая-то особая, безошибочно простая, суровая и трогательная мелодия; то, что находил он, казалось пресным и повторяло уже известное.

Песня определенно не получалась. Два варианта режиссер отверг.

Композитора охватило отчаяние. Честно говоря, он должен был от­казаться от сочинения музыки к фильму, который ему очень нравился игрой чудесных актеров, талантливой режиссурой В. Басова (вместе с В. Басовым он уже работал, создавая музыку к двухсерийному фильму «Битва в пути»).

Дело происходило в Москве, на студии «Мосфильм», где снималась картина. Удрученный композитор решил уехать в Ленинград. Вечерних поездов ожидать не хотелось: он купил билет на дневной экспресс, ухо­дивший в полдень. Усевшись в кресло, Баснер приготовился проскучать шесть часов пути. На душе было скверно.

Вагон сильно качало. Где-то плакал ребенок. Студенты бренчали на ги­таре. Летняя духота не давала уснуть.

На память вновь пришли стихи о Безымянной:

У незнакомого поселка
На Безымянной высоте...

Вдруг стихи «запелись». Сразу прояснилось начало фразы и «зацепило» следующую интонацию. По опыту он знал: главное — найти «зерно», по­том не упустить, не снизить напряжения мелодии, развить ее.

Закрыв глаза, чтобы не отвлечься, он повторял мотив, боялся его за­быть. Часто случалось: удачные мелодии, возникшие в обстановке, где не было ни пера, ни бумаги, ни фортепиано, быстро забывались и потом он долго жалел о них.

Нет, здесь он не мог, не должен был упустить мелодию. Бумага? Перо? Где их взять? Да и неловко казалось приниматься в вагоне за запись.

Он ехал и бормотал мотив. Звук за звуком. Повторял, что-то меняя. И так все шесть часов. Ехал и напевал, почти неслышно. Напевал и в мет­ро, пока добирался домой, в конец Московского проспекта.

Дома удивились его преждевременному возвращению. Ничего не объяс­няя, он вбежал в кабинет и быстро записал главное.

Нужно было срочно возвращаться в Москву. С песней.

До отхода «Красной стрелы» оставалось три часа.

Наутро композитор появился на «Мосфильме» веселый, спокойный, с новой песней.

Обычно режиссеры избегали исполнения песни до выхода фильма на экран: хотелось, чтобы появление песни связывалось с фильмом. Удача песни воспринималась как удача фильма.

С согласия В. Басова на сей раз сделали исключение: разрешили Льву Барашкову спеть «На Безымянной высоте» в концерте.

Песня бисировалась.

После выхода фильма «Тишина» на экраны, песню запела вся страна — пожилые люди, для которых она звучала как волнующее, суровое вос­поминание, и молодежь, для которой она стала олицетворением подвига их сверстников в годы войны.

Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат...
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят.
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте —
У незнакомого поселка,
На безымянной высоте.

Источник: С. Хентова. На безымянной высоте. // Рассказы о песнях. М. 1985

Это было в начале шестидесятых годов. На «Мосфильме» кинорежиссер Владимир Басов начал работать над картиной «Тишина» по роману Юрия Бондарева, а музыку он предложил написать молодому ленинградскому композитору Вениамину Баснеру. Объяснил: очень нужна одна главная песня фильма, которую будет исполнять человек, недавно вернувшийся с вой­ны, — песня о тех, кто не вернулся...

Вообще-то молодому композитору привычнее было сочи­нять симфонии, балеты, струнные квартеты, романсы, наконец, а песенный его опыт к тому времени оказался совсем невелик. И вот песня о войне, от имени фронтовика... Композитор чув­ствовал огромную необходимость написать ее: ведь сам был опален пламенем Великой Отечественной — служил в артил­лерии, потерял близких... И поэт Михаил Матусовский тоже знал ту войну не понаслышке: работал в редакции фронтовой газеты, был ранен... Вот и принес он Баснеру стихи о троих ребятах, что остались в живых из восемнадцати, принявших бой «у незнакомого поселка на безымянной высоте».

Стихи композитору понравились, а песня никак не полу­чалась: музыкальный редактор «Мосфильма» Раиса Алексан­дровна Лукина забраковала и первый вариант, и второй, и тре­тий... Однажды после очередной неудачи вышел композитор со студии, приехал на вокзал, сел в дневной ленинградский поезд — и там, под стук колес, вдруг почувствовал мелодию... Записать ее оказалось не на чем, да и неудобно работать в кресле покачивающегося вагона — в общем, всю дорогу на­певал про себя, чтобы не забыть.

Прибежал домой — и сразу набрал московский телефон со­автора:

— Есть! Получилось!

Вернулся в столицу, проиграл на рояле мелодию и... не услышал никаких восторгов. Все же решили записать с оркест­ром. Пригласили исполнителя — Льва Барашкова.

Потом механик по звукозаписи весь вечер крутил эту пленку, многие на студии знали уже песню наизусть — стало ясно, что она действительно получилась.

Лишь картина вышла на экран, как тревожный, суровый мотив подхватили тысячи, миллионы голосов:

Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат...
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят.
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте —
У незнакомого поселка
На безымянной высоте.

Впрочем, с этого история песни только начиналась.

Неудержимой рекой хлынули письма от бывших фронто­виков, и каждый уверял авторов, что все это — именно из его биографии, именно о его высоте, только, мол, бойцов там было не восемнадцать, а другое количество. Между тем Матусовский отлично помнил, как коллега из фронтовой газеты рассказал ему о восемнадцати сибиряках. И вот однажды — весточка от полковника Плотникова: он нашел имена тех героев-сибиряков, всех восемнадцати, но в живых тогда из них осталось, оказывается, не трое, а двое, и с ними даже можно встретиться — Герасим Ильич Лапин проживает в Донецке, а Константин Нико­лаевич Власов — в Новосибирске.

Вскоре встреча состоялась — в Москве, на «Голубом огонь­ке». Обнялись солдаты, поэт, композитор... И узнали люди, что тот бой был под поселком Бетлицы, на Калужской земле.

Вскоре там, на высотке, поставили памятник — двое солдат склонились над павшими, и легли на камень строки:

Мы не забудем, не забудем
Атаки яростные те
У незнакомого поселка
На безымянной высоте.

Прошли годы — и на месте временного памятника был сооружен торжественный мемориал.

А песня?.. А песня не теряет своей остроты по сей день. И ведь вроде нет в ее музыке ничего уж такого особенного. Специалисты бы сказали: просто марш, печальный марш сред­него движения. Правда, есть там один секрет: во вступлении играет труба. Помните: та-та-та-та-та?.. Потом эта щемящая интонация возникнет и в «Горячем снеге» Пахмутовой, и во френкелевских «Журавлях», и в песне Левашова «Бери шинель, иди домой»...

Однажды, Девятого мая, я пришел на Пулковские высоты и увидел, как седые люди, на чьих не очень-то модных штатских пиджаках было тесно боевым наградам, пели обнявшись:

Мне часто снятся все ребята,
Друзья моих военных дней,
Землянка наша в три наката,
Сосна сгоревшая над ней.
Как будто вновь я вместе с ними
Стою на огненной черте —
У незнакомого поселка
На безымянной высоте.

Источник: Л. Сидоровский // «И только потому мы победили…» М. 1985